Неточные совпадения
Нам должно было спускаться еще верст пять по обледеневшим скалам и топкому снегу, чтоб достигнуть станции Коби. Лошади измучились, мы продрогли; метель гудела сильнее и сильнее, точно наша родимая, северная; только ее
дикие напевы были печальнее, заунывнее. «И ты, изгнанница, — думал я, — плачешь о своих широких, раздольных
степях! Там есть где развернуть холодные крылья, а здесь тебе душно и тесно, как орлу, который с криком бьется о решетку железной своей клетки».
Одно удовольствие — провести полтора месяца в такой палатке, буквально на лоне природы, среди
диких сынов
степей, — одно такое удовольствие чего стоило.
Юноша, пришедший в себя и успевший оглядеться после школы, находился в тогдашней России в положении путника, просыпающегося в
степи: ступай куда хочешь, — есть следы, есть кости погибнувших, есть
дикие звери и пустота во все стороны, грозящая тупой опасностью, в которой погибнуть легко, а бороться невозможно.
Из закоптевшей трубы столбом валил дым и, поднявшись высоко, так, что посмотреть — шапка валилась, рассыпался горячими угольями по всей
степи, и черт, — нечего бы и вспоминать его, собачьего сына, — так всхлипывал жалобно в своей конуре, что испуганные гайвороны [Гайвороны — грачи.] стаями подымались из ближнего дубового леса и с
диким криком метались по небу.
А он вдруг опять облаком сделался и сквозь себя показал мне и сам не знаю что:
степь, люди такие
дикие, сарацины, как вот бывают при сказках в Еруслане и в Бове Королевиче; в больших шапках лохматых и с стрелами, на страшных
диких конях.
В немой глуши
степей горючих,
За дальней цепью
диких гор,
Жилища ветров, бурь гремучих,
Куда и ведьмы смелый взор
Проникнуть в поздний час боится,
Долина чудная таится,
И в той долине два ключа...
Несколько старых солдат и тамошних казаков, под защитою двух или трех пушек, были в них безопасны от стрел и копий
диких племен, рассеянных по
степям Оренбургской губернии и около ее границ.
Он орошает часть Башкирии, составляет почти всю юго-восточную границу Оренбургской губернии; справа примыкают к нему заволжские
степи; слева простираются печальные пустыни, где кочуют орды
диких племен, известных у нас под именем киргиз-кайсаков.
Немудрено увидеть убегающего зайца или летящую дрохву — это видел всякий проезжавший
степью, но не всякому доступно видеть
диких животных в их домашней жизни, когда они не бегут, не прячутся и не глядят встревоженно по сторонам.
— «Наша матушка Расия всему свету га-ла-ва!» — запел вдруг
диким голосом Кирюха, поперхнулся и умолк. Степное эхо подхватило его голос, понесло, и казалось, по
степи на тяжелых колесах покатила сама глупость.
Выбрав в поле место для ночлега
И нуждаясь в отдыхе давно,
Спит гнездо бесстрашное Олега —
Далеко подвинулось оно!
Залетело, храброе, далече,
И никто ему не господин —
Будь то сокол, будь то гордый кречет.
Будь то черный ворон — половчин.
А в
степи, с ордой своею
дикойСерым волком рыская чуть свет,
Старый Гзак на Дон бежит великий,
И Кончак спешит ему вослед.
Слух обо мне пройдёт по всей Руси великой,
И назовёт меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне
дикойТунгус, и друг
степей калмык.
Так, среди волнистых
степей Царицынских цветет теперь мирная Колония Евангелического Братства, подобно счастливому острову среди Океана; пленяет глаза всеми драгоценностями ремесла, а сердце картиною добрых нравов; действует своим просвещением на соседственные
дикие народы и платит нам долг признательности ласковым гостеприимством.
Уж скачка кончена давно;
Стрельба затихнула: — темно.
Вокруг огня, певцу внимая,
Столпилась юность удалая,
И старики седые в ряд
С немым вниманием стоят.
На сером камне, безоружен,
Сидит неведомый пришлец.
Наряд войны ему не нужен;
Он горд и беден: — он певец!
Дитя
степей, любимец неба,
Без злата он, но не без хлеба.
Вот начинает: три струны
Уж забренчали под рукою,
И, живо, с
дикой простотою
Запел он песню старины.
И
дикий тунгуз, и сын
степей калмык — все будут говорить: «Майора Топтыгина послали супостата покорить, а он, вместо того, Чижика съел!» Ведь у него, у майора, у самого дети в гимназию ходят!
Блажен, кто посреди нагих
степейМеж
дикими воспитан табунами;
Кто приучен был на хребте коней,
Косматых, легких, вольных, как над нами
Златые облака, от ранних дней
Носиться; кто, главой припав на гриву,
Летал, подобно сумрачному Диву,
Через пустыню, чувствовал, считал,
Как мерно конь о землю ударял
Копытом звучным, и вперед землею
Упругой был кидаем с быстротою.
Не сдержать табуна
диких коней, когда мчится он по широкой
степи, не сдержать в чистом поле буйного ветра, не сдержать и ярого потока речей, что ливнем полились с дрожащих, распаленных уст Фленушки. Брызжут очи пламенем, заревом пышет лицо, часто и высоко поднимается пышная грудь под тонкой белоснежной сорочкой.
Поют про свободные
степи,
Про
дикую волю поют,
День меркнет все боле, — а цепи
Дорогу метут да метут…
— Бабушка, — отвечал старухе Пизонский. — Сидел пророк Илия один в
степи безлюдной; пред очами его было море Синее, а за спиною острая скала каменная, и надо бы ему погибнуть голодом у этой скалы
дикой.